вторник, 23 августа 2011 г.

СПб точка ру


Как раз в это время мой брат с мамой находятся в Санкт-Петербурге. Для меня это стало поводом поразмышлять о том, на основании чего строятся наши представления о нем, ведь известно, что человек воспринимает избирательно – то, что подтверждает уже сложившиеся представления.

Я был в Ленинграде в 1988 году – в год, когда вышел клип на «Ленинградское время», хотя, я увидел клип и услышал песню много позже, а потому и не мог обратить внимание на то, о чем там поется. Вместо этого яркими впечатлениями от поездки были белые ночи, фонтаны Петродворца, финал чемпионата Европы по футболу СССР - Голландия в день моего 12-тилетия (25 июня) и то, что в городе дождей за всю неделю не выпало ни капли дождя.

Мое восприятие Ленинграда тогда определялось песнями А. Розенбаума – пластинка «Мои дворы» вышла как раз незадолго до этого и была очень популярна. Поэтому в городе я обращал внимание на буквы ЛД на номерах машин

«Боже мой, как люблю, как люблю я домой возвращаться,
Как молитву читать номера ленинградских машин»,

военную и революционную славу

«В лычках трёх - ленинградскую славу,
Петроградскую ярость и боль,
Петербургскую гордость державы
Под обстрелом носил он с собой»
,

на архитектуру:

«Хочу я жить среди каналов и мостов
И выходить с тобой, Нева, из берегов.
Хочу летать я белой чайкой по утрам
И не дышать над Вашим чудом, Монферан»
.

Я жил в центре, на Садовой, и Невский проспект был рядом, и воспетая Розенбаумом Лиговка недалеко… И я ожидал услышать, как «на Заячьем острове нам о часах в полдень выстрелом гулким напомнит орудье».

Позже образ Питера стал прочно ассоциироваться с русским роком и ДДТ в частности, особенно после альбома «Черный пес Петербург»:

"Эй, Ленинград, Петербург, Петроградище
Марсово пастбище, Зимнее кладбище.
Отпрыск России, на мать не похожий
Бледный, худой, евроглазый прохожий.
Герр Ленинград, до пупа затоваренный,
Жареный, пареный, дареный, краденый.
Мсье Ленинград, революцией меченный,
Мебель паливший, дом перекалеченный.
С окнами, бабками, львами, титанами,
Липами, сфинксами, медью, Аврорами.
Сэр Ленинград, Вы теплом избалованы,
Вы в январе уже перецелованы
Жадной весной. Ваши с ней откровения
Вскрыли мне вены тоски и сомнения.
Пан Ленинград, я влюбился без памяти
В Ваши стальные глаза..."


А соответственно, осень – «это камни. Верность над чернеющей Невою». Он стал для меня метафорой города вообще - очень исторического и величественного в своей роскоши и помпезности (кстати, весьма органичнной, как ни странно) и одновременно очень современного в своем напряженном ритме жизни - как в фильме «Брат», где был и Питер, и русский рок.

Для восприятия нынешнего Питера наверняка была бы знаковой песня Кинчева и Рикошета «Мой город»:

«Здесь рождаются волны, но берега есть.
Дети всех капитанов рождались здесь.
Ночью в пушки Авроры тускло светит луна.
Броневик, всадник, паровоз, война,
Марсово поле, белое тепло,
Северный ветер, выбито окно.
К утру все забудут, что такое успех.
Адмиралтейский шпиль палец поднял вверх»
.

А для ценителей Ночных снайперов – слова о том, что «здесь не Голландия здесь безысходная Балтика, будущее остывает в окрестностях Питера».

Ну и напоследок – куда ж без нее теперь? – Масяня, конечно.
В общем, интересный город.


воскресенье, 21 августа 2011 г.

Рожденные в СССР

Я уже упоминал, что литовский язык не похож на известные мне языки. Но некоторые слова и фразы вполне понимаемы. Около года назад в гостинице в Вильнюсе один коллега среди стопки дисков, предназначенных, очевидно, для проведения дискотек, обнаружил диск, на котором было написано «rusų Rokas». Его заинтересовало, что же понимают наши соседи и бывшие соотечественники по Советскому Союзу под «русским роком», и переписал его себе на ноутбук. Потом вечером мы сидели на террасе и слушали – «ДДТ», «Кино», кажется, «Наутилус» и что-то еще, а он регулярно спрашивал «Алексей, а вы знаете это…?» - и я удовлетворенно кивал в ответ.

Это вполне удачный пример демонстрации того, что ученые называют «политиками идентичности», только на «бытовом» уровне. Знакомый хотел не только обозначить то, что составляет часть его самого – его прошлого, но и, в сущности, реконструировать некое «мы» - общность тех, кто разделяет определенные вкусы, имеет общую ностальгию по определенному времени, оперирует одинаковыми не только значениями (пониманием лежащих за знаком обозначаемых), но и смыслами – одинаковыми переживаниями. И нам обоим было приятно обнаружить «своих», что бы это ни значило.

Вероятно, для каждого определителем «своих» (и себя самого?) выступают какие-то внешние знаки («вещи»), не случайно, поэтому, столь распространены в интернете вопросы «к аудитории» - «а помните ли …?», подкрепляемые изображениями вещей, имевших распространение когда-то и напоминающих о прошлом. Такое себе «deus in rebus». Для многих это музыка. Вот и для меня музыка выступает способом вызвать в памяти ощущения того или иного времени моей жизни. Раннее детство – это «Лето» и «Арлекино» (А. Пугачева), средняя школа – это «Лаванда» (Яак Йоала и София Ротару) и «Вернисаж» (В. Леонтьев и Л. Вайкуле) (а также «Modern Talking») окончание школы – это русский рок (главным образом, «Алиса» и «ДДТ»). В ряду попыток «политик идентичности» - опознания «своих» того времени можно выделить ожидание «наших» песен в программе «Музобоз»: «Ну что, ты видел вчера?». Ответ «да» как раз и значил, что «мы вместе» (что бы там Цой и БГ ни говорили по этому поводу).

Конечно, на ощущение времени, - «личной эпохи», если можно так выразиться, - накладывало свой отпечаток то, что мы еще не были обременены «взрослыми» заботами, при этом старались так или иначе приобщиться ко «взрослой жизни». Поэтому и столь сладкой оказывалась для нас, скажем так, «романтика вредных привычек». Привычки перешли в настоящее, романтика осталась в прошлом, но воспоминание об этом времени обычно вызывает особо теплые чувства…

Именно с «ДДТ» у меня почему-то связано ощущение времени позднего СССР. Собственно, понятно, почему – достаточно послушать «…в последнюю осень…», «…что же будет с Родиной и с нами?», «…а она нам нравится, спящая красавица…», «…последним костром догорает эпоха…», «…рожденные в СССР…». У меня тогда появилась идея о том, что наше поколение будет существенно отличаться от всех тех, кто родился (точнее – говоря умным языком, «социализировался») позже (в 1991-м мне было 15 лет). Отличаться своими ценностями, взглядами – потому что мы так или иначе восприняли советские ценности – справедливости, самореализации, отсутствие восторга по отношению к богатству и т.д. И это несмотря на «критику» советской системы со стороны наших музыкальных «кумиров». Поэтому именно мы, как мне тогда казалось, и будем последними «рожденными в СССР» по духу. Впоследствии я, пожалуй, ушел от такой категоричности в определении, как «наших», так и поколений вообще. Но все-таки в любом случае приятно встретить «своих».

четверг, 11 августа 2011 г.

Обломов и Чайка


В позапрошлом своем посте я упоминал такую вещь, как «круг» - в значении «мой круг», «наш круг». Вероятно, одним из возможных «эмпирических показателей» того, что же это такое можно считать другой круг – «круг чтения».

Нередко желающие обозначить свой круг, провести границу между «своими» и остальными (конечно, менее умными и продвинутыми) придумывают забавы вроде определения произведений, которые должен прочитать «каждый уважающий себя человек» - «значит,нужные книжки ты в детстве читал» (В. Высоцкий). Сформированные перечни книг, часто претендуя на «вневременное значение» упомянутых произведений, выражают интеллектуальную моду своего времени. Поэтому не ценить (а тем более не читать) их считается дурным тоном. Тем не менее, наверное, каждый из нас ловил себя на том, что некоторые из этих произведений просто не нравятся. Но заявлять об этом публично означает рискнуть показаться недостаточно умным и продвинутым, чего не всегда хочется делать, даже если уверен в своей правоте (если вообще имеет смысл говорить о правоте применительно к суждениям вкуса). Разумеется, с годами подобное общественное порицание становится не столь уж актуальным, поэтому официально заявляю: мне не нравится Достоевский и «Мастер и Маргарита» Булгакова (за исключением фрагментов о Пилате), зато нравятся Ремарк и Хемингуэй! Но дело даже не столько в «круге чтения» как таковом, сколько в тех смыслах, которые люди извлекают из произведений. Так, например, недавно мне довелось услышать, как один человек резюмировал смысл «Чайки…» Р. Баха в фразе «упорство и труд все перетрут». Мне с ним не по пути.

Как, наверное, у каждого, у меня иногда возникает желание перечитать некоторые книги. Из последних – «Обломов» И. Гончарова и «Чайка Джонатан Ливингстон» Ричарда Баха (в паре с «Чайкой» идут и «Иллюзии» - у меня они в одной книге). Их объединяет одна тема – тема свободы. Для «Чайки» и «Иллюзий» она более чем очевидна: человек волен сам не только выбирать, что ему делать, но и как воспринимать мир и собственные возможности в нем.

Как пишет Бах, задача человека – быть счастливым, и он свободен делать для этого все, что хочет. Человек должен понять, что принимаемые им ограничения есть всего лишь его собственные иллюзии. Не удивителен в связи с этим вопрос об ответственности по отношению к другим людям – на этот счет в «Иллюзиях» есть замечательный кусочек о вампире. Отказать вампиру в просьбе попить крови означает обречь его на невыносимые страдания, но нормальный человек вряд ли согласится удовлетворить эту просьбу, даже при огромной доле человеколюбия (или вампиролюбия в данном случае). Поэтому каждый раз мы сами решаем не только то, что делаем мы сами, но и то, что мы этим своим действием или бездействием несем (хорошее украинское слово – «вчиняємо») другим людям. И здесь на первом месте – собственное счастье, а не чужое. Эдакая ода не только свободе, но и эгоизму и оптимизму. В любом случае Ричард Бах меня вдохновляет.

При чем же тут «Обломов»? Его можно рассматривать как минимум в двух аспектах. В историческом – роман (по мысли Добролюбова, в частности) является описанием столкновения образов жизни и мышления «старой» (традиционной, крестьянской и т.д.) России и «новой» (модерной, капиталистической и т.д.). Также как и «Вишневый сад» Чехова. В моральном же аспекте основной вопрос состоит в том, насколько приемлемо человеку быть ленивым. Ведь Обломов – хороший и приятный человек, но из-за своей лени (оставим за скобками отсутствие привычки, дисциплины и т.д., которыя есть у Штольца) ничего не делает – запускает собственное хозяйство и деградирует как личность, не предпринимая ничего для собственного совершенствования. С одной стороны, он безусловно не прав, поскольку мир уважает деятельных людей вроде Штольца – ими восхищаются, завидуют, ставят в пример и избирают примером для себя и т.д. Причем не столь важно, какой именно «мир» - капиталистический мир России второй половины XIX века или мир коммунистических идеалов, в котором большая часть из нас имели счастье или несчастье родится и вырасти. Обломова принято порицать – с позиций социальных ожиданий.

Но часто ли вам приходилось ловить себя на том, что вы ведете себя как Обломов? Да, возможно, вы и не удовлетворены собой в это время. Но ведь при этом это вы – хороший и приятный человек, который все равно так или иначе себя любит. И вы порой думаете, что то, чего вам делать не хочется – это всего лишь суета, навязываемая вам обществом. И почему это оно лучше вас? Другими словами, свободны ли вы быть ленивым человеком? Свободны ли вы быть ленивым, и чтобы при этом ваше право на лень признавалось окружающими?

У меня есть один приятель, который в этом вопросе крайне честен. Он признает свою лень, признает, что не хочет работать и не видит в этом ничего предосудительного (хотя это не значит, что он не работает). Согласно Ричарду Баху, таки да – человек свободен, ибо его задача быть счастливым, а каким образом он этого достигает, никого не касается.

Обломов был неудовлетворен собой, но ничего не менял. В конце концов он до самого конца так и остался в том состоянии, в котором оказался после отставки от службы. Если его счастье – это патриархальный покой, то он нашел его, несмотря на ограничения «нового» мира. И как ни странно, он реализовал его не хуже, чем те, для кого счастье есть стремление и деятельность. Его трудно осуждать с исторической точки зрения – он продукт одной эпохи, не вписавшийся как следует в другую. И его, оказывается, трудно осуждать с моральной точки зрения. Хотя лично мне его жизнь не очень нравится, несмотря на то, что я весьма ленив и нередко веду себя так же. А поэтому «Чайку» и «Иллюзии» я буду перечитывать чаще, чем «Обломова».